Как добры люди! - Страница 5

Онъ не ошибся, этотъ странный человѣкъ, этотъ бѣдный страдалецъ, котораго люди называли сумасшедшимъ; онъ не ошибся! Не одинъ разъ я вспоминалъ о немъ — вѣрно до послѣднихъ минутъ моей жизни не забуду его…

Нѣтъ, не забуду: потому что я не встрѣчалъ и вѣрно не встрѣчу другого человѣка съ такою младенчески-чистою душою; съ такою мгновенною воспріемлемостью всего высокаго, всего прекраснаго; съ такимъ свѣтлымъ умомъ, доходившимъ иногда до поэтическаго прозрѣнія. Въ немъ было все гармонія. Даже и эта общая всѣмъ германцамъ, для многихъ смѣшная наклонность къ символическому — удивительно шла къ нему… Не такъ знали его другіе. Дико смотрѣли люди на этого человѣка съ безобразными, порывистыми движеніями, съ всклоченными волосами, не умѣвшаго ни ходить ровнымъ размѣреннымъ шагомъ, ни смягчать, ни охоложать своего голоса, ни даже казаться пристойно-спокойнымъ и равнодушнымъ.

Я располагалъ остаться не долѣе недѣли въ ***, но пробылъ тамъ около четырехъ мѣсяцевъ. Эти четыре мѣсяца останутся для меня самымъ пріятнымъ воспоминаніемъ въ жизни. Исключая двухъ или трехъ вечеровъ, проведенныхъ мною въ гостиныхъ, слѣдовательно безтолково потерянныхъ, я каждый вечеръ былъ наединѣ съ нимъ, съ этимъ чудакомъ, съ которымъ такъ необыкновенно сошелся въ оперѣ. Его бесѣда постепенно дѣлалась для меня необходимостью; безъ него мнѣ недоставало чего-то. Мысли и замѣтки его я вносилъ въ мой дневникъ и безпрестанно перечитывалъ ихъ; надъ этими отрывками можно призадуматься: много матеріаловъ хранятъ они для изслѣдованій психологическихъ!..

Никогда онъ не разсказывалъ мнѣ подробно о своей жизни: несмотря на полную довѣренность ко мнѣ, онъ почему-то избѣгалъ такой откровенности. Жизнь этого загадочнаго существа была полна страданій: это я тотчасъ прочелъ на лицѣ его; но исторія этихъ страданій была долго для меня тайною.

Однажды онъ нечаянно полураскрылъ передо мною тяжкія раны, нанесенныя ему людьми — и я не радъ былъ этому: дотрагиваясь до этихъ рамъ, онъ, бѣдный, изнемогалъ отъ боли.

Это случилось наканунѣ моего отъѣзда. Онъ говорилъ много и долго; я слушалъ и заслушался его. Вдругъ, и въ самомъ жару разговора, онъ замолчалъ и задумался; нѣсколько минутъ, молча, большими шагами ходилъ по комнатѣ и наконецъ остановился передо мною.

— "Знаешь ли, — сказалъ онъ съ невыносимою грустью — знаешь ли, что процессъ разрушенія уже начался во мнѣ?.. Я чувствую, страшно чувствую, какъ силы мои слабѣютъ. Обновленіе невозможно, нѣтъ! Я умру, не докончивъ моего созданія, не развивъ моей мысли… Боже мой! если бы ты поддержалъ меня, слабѣющаго, только для того, чтобы докончитъ это созданіе — а потомъ умереть, пожалуй умереть въ ту же минуту!.."

Я съ удивленіемъ посмотрѣлъ на него. Стройно, послѣдовательно излагалъ онъ мнѣ передъ этимъ свои мысли, и я жадно слушалъ его… Но это внезапное молчаніе, но эти отрывистыя рѣчи, не имѣвшія никакой связи съ предшествовавшимъ… Я не зналъ, что подумать…

Онъ тотчасъ замѣтилъ мое недоумѣніе.

— "До сихъ поръ я тебѣ ничего не говорилъ о томъ, что пишу я. Мысль этого созданія давно заронилась мнѣ въ душу; я только ждалъ минуты, въ которую долженъ былъ начать его, мучительно ждалъ. Наконецъ она наступила, эта минута — и вотъ я забылъ все прошедшее, вообрази — совершенно забылъ! Я простилъ людямъ зло, которое они мнѣ сдѣлали; я совершенно примирился съ ними, потому что я пересталъ жить въ ихъ мірѣ. Я создалъ для себя другой міръ — и жилъ въ немъ, и онъ роскошно развивался передо мною, и я блаженствовалъ! Но эти люди, которые мнѣ сдѣлали зло и которымъ простилъ я, не хотѣли оставить меня въ покоѣ; они вывели меня изъ моего отраднаго, свѣтлаго міра, и опять ввели въ свой грязный міръ. О, за что же они меня такъ преслѣдуютъ? Съ тѣхъ поръ силы мои слабѣютъ, я непримѣтно таю; а оно не кончено — не кончено мое созданіе! Тебѣ только я открылъ эту страшную тайну. Слышишь ли? только тебѣ одному! Умоляю тебя, не измѣни мнѣ", — прошепталъ онъ, наклоняясь ко мнѣ,— "не говори никому объ этомъ. Я и тебѣ не скажу, что я пишу; нѣтъ, я не прочту тебѣ ни одной строчки… Однако, если смерть помедлитъ немного, если я еще успѣю докончить… то ты прочтешь, когда меня не будетъ! — У меня есть въ виду человѣкъ, которому я поручу издать мое бѣдное твореніе послѣ моей смерти… Хочу что-нибудь послѣ себя оставить, хочу непремѣнно жить въ памяти этихъ людей, которые дѣлали мнѣ зло: можетъ быть ихъ тронетъ мое созданіе, потому что въ немъ отразилась вся внутренняя жизнь моя, и они пожалѣютъ обо мнѣ; можетъ быть они выжмутъ изъ своего сердца слезу раскаянія — и эта слеза скатится на мою книгу"…

Онъ опять началъ прохаживаться по комнатѣ, потомъ сѣлъ на диванъ, далеко отъ меня, и на минуту забылся. Дыханіе его было тяжело и неровно. Я не могъ не страдать, глядя на страданія этого человѣка.

— "Но правда ли, вѣдь это можетъ случиться? — простоналъ онъ едва слышно, будто пробуждаясь, и обводя комнату блуждающими глазами. — Какъ ты думаешь? Можетъ? Или это только мнѣ представляется въ лихорадочномъ бреду? Людямъ нескойственно раскаяніе? Они ругаются и надъ трупомъ человѣка, котораго преслѣдовали при жизни? Они нарушаютъ даже и его могильное спокойствіе — этотъ святой сонъ, дарованный ему милосердіемъ Господа?.."

Лицо его повело судорогой. Онъ прыгнулъ ко мнѣ въ порывѣ бѣшенаго отчаянія, точно перекинутый сверхъестественною силою, прижался къ моему плечу, будто въ испугѣ, и пролепеталъ, замирая:

— "Понимаешь ли ты меня? Я не сумасшедшій, клянусь тебѣ, я не сумасшедшій!"

Голова его скатилась къ колѣнямъ, онъ зарыдалъ безъ слезъ. Холодный потъ облилъ меня.